С начала войны в России было заведено 80 уголовных дел о распространении “фейковой” информации о действиях российской армии в Украине. Фигурантами этих дел стали 74 человека. Почти половина из них либо уехала из России, либо находится под арестом. Самые громкие дела о фейках были заведены на оппозиционных политиков и блогеров, но больше половины обвиняемых – обычные непубличные люди. Русская служба Би-би-си изучила статистику и материалы дел, предоставленные проектом “Сетевые свободы”, который занимается юридической помощью многим фигурантам дел о “военных фейках”.
В начале марта 17-летний школьник из Новосибирска Ефим (имя изменено) перепостил в местный чат в “Телеграме” новость: глава офиса президента Украины Михаил Подоляк якобы заявил, что ядерные объекты в стране оказались “захвачены кадыровцами”.
“Надеюсь, он врет, – написал в чате Ефим. – Это, возможно, худшая новость 21 века”.
Через месяц на школьника завели уголовное дело о “фейках” о российской армии. Причина – как раз сообщение о “кадыровцах”, которое он перепостил из другого канала в “Телеграме”.
Следствие заявляет, что школьник сделал это не просто так, а чтобы реализовать “преступный умысел” по “распространению заведомо ложной информации” о вооруженных силах России (материалы дела есть в распоряжении Би-би-си).
“Достоверно установлено”, что перепощенное Ефимом сообщение является “фейком”, так как российское министерство обороны в тот же день опубликовало заявление о том, что российская армия взяла под контроль Запорожскую АЭС, но “украинские националисты” пытались устроить на станции провокацию против России, утверждает следствие.
Еще одно, по мнению следствия, доказательство – это заявление чеченского управления Росгвардии, где оно утверждает, что его сотрудники не привлекались к выполнению задач на Запорожской АЭС.
На допросе Ефим объяснял, что перепостил сообщение как раз для того, чтобы выяснить, правда это или нет. Следователь же спрашивал у него, как он относится к “специальной военной операции” в Украине.
Ефиму грозит до трех лет лишения свободы по статье о “фейках”.
Уголовная ответственность за распространение “недостоверной информации” о деятельности российских вооруженных сил за рубежом была установлена в начале марта – тогда война в Украине шла уже две недели. Максимальное наказание по этой статье – до 15 лет лишения свободы.
В России было возбуждено 80 уголовных дел о “фейках”. Статистику и сбор данных по известным уголовным делам о “фейках” ведет проект “Сетевые свободы”.
Заморозить дискуссию
80 уголовных дел за пять месяцев – это очень много, особенно для статьи, “связанной с преследованием за слова”, говорит адвокат проекта “Сетевые свободы” Станислав Селезнев. Причем это только те дела, о которых стало известно.
“Ключевая задача законодательства о “фейках” – это оставить в общественном дискурсе только официальную позицию о каких-то общественно значимых вопросах. Любая неофициальная информация, которая не одобрена чиновником, под угрозой административного или уголовного преследования должна быть исключена из пространства обсуждения на русском языке”, – объясняет адвокат Селезнев.
“Блокировка оппозиционных СМИ не решила проблемы распространения неблагоприятных для властей информации и интерпретаций. Вместо заблокированных медиа появились новые, существенно выросла оппозиционная аудитория в социальных сетях, “Телеграме” и так далее. С этим надо что-то делать, отсутствие побед на фронте создает неблагоприятный фон, который делает власть уязвимой для критики”, – указывает на предпосылки появления этого закона политолог Аббас Галямов.
Согласно подсчетам Би-би-си и “Сетевых свобод”, больше всего уголовных дел по этой статье было заведено в марте и апреле. Причем их начали заводить спустя полторы недели после того, как новый закон вступил в силу.
Первыми обвиняемыми по этой статье стали пенсионерка из Северска, которая критиковала действия российских властей в своем небольшом телеграмм-канале, блогерка Вероника Белоцерковская (внесена российским минюстом в список иностранных агентов), осудившая войну в “Инстаграме”, и бывший сотрудник полиции из Томска, который публиковал резкие антивоенные посты в “Фейсбуке”.
Летом активность правоохранителей по поиску “фейков” снизилась. Так, весной 2022 года было заведено более 50 уголовных дел, а в летние месяцы – около 20.
Адвокат Селезнев объясняет такую динамику двумя факторами. Первый – период отпусков в правоохранительных структурах. Второй – закон о “фейках” справляется с той задачей, для которой его и принимали: заморозкой публичной дискуссии о войне.
Почти половина уголовных дел о “фейках” заведена на журналистов, блогеров или гражданских активистов.
Однако Селезнев полагает, что из этого не нужно делать вывод, что таким образом преследуют людей определенной политической позиции – правоохранители, скорее, заняты зачисткой дискуссионного, а не политического поля.
“Большая часть преследуемых – это люди, которые видят свою задачу в просвещении, скажем так. И эти люди увидели, что их профессиональная деятельность – это прямая дорога в СИЗО и далее, на скамью подсудимых”, – говорит Селезнев.
По словам адвоката, решающим может быть количество подписчиков у человека.
“У человека с большим количеством подписчиков просто больше вероятность получить донос. Вот и все. Соответственно, поскольку журналиста читают больше людей, чем школьника, то и вероятность попасть под преследование у журналиста выше”, – объясняет адвокат.
При этом преследование не публичных фигур, а простых людей не играет на руку властям, считает политолог Галлямов: “Излишняя репрессивность бьет по социальной базе режима. Но власть почти уже не контролирует свой собственный силовой аппарат, и он пустился во все тяжкие”.
СИЗО или эмиграция
Значительное число журналистов, блогеров и активистов уехало из России после начала войны или возбуждения уголовного дела.
Если же человек попал под суд, то с высокой вероятностью окажется под стражей.
Следователи могут быть практически уверены, что суд одобрит арест обвиняемого по этой статье, так как две из трех ее частей квалифицируются как тяжкое преступление, объясняет адвокат Селезнев.
“Наши адвокаты в разных регионах общаются со следователями, и мы слышим от них практически аналогичные формулировки: “Мы здесь ничего не решаем. Это указание сверху. Только СИЗО, только стража”. Следователи ссылаются на некое московское руководство, которое требует максимально жесткого следствия по этим делам”, – рассказывает Селезнев.
Всего с начала войны было заведено 80 уголовных дел на 74 человека. На отдельных людей завели сразу несколько уголовных дел по одной статье.
Так, на ингушскую журналистку Изабеллу Евлоеву завели аж три уголовных дела – за ее посты в собственном телеграм-канале и канале издания “Фортанга”, главным редактором которого она является.
Два уголовных дела о “фейках” завели на бывшего координатора Навального в Костроме Александра Зыкова – за посты “ВКонтакте”.
И Евлоева, и Зыков находятся вне России. Еще два дела было заведено на активиста из Копейска Петра Боровинских – за посты об обстреле Мариуполя.
Кроме того, Следственный комитет возбудил два уголовных дела о “фейках”, в которых нет обвиняемых.
4 апреля по поручению главы СК Александра Бастрыкина было возбуждено дело о распространении “фейков” о событиях в Буче (российская сторона отрицает факты убийств мирных украинских жителей российскими военными).
А через четыре дня было возбуждено дело о распространении “фейков”, связанных с гибелью людей во время ракетного удара по вокзалу Краматорска (Украина и Россия обвиняют друг друга в обстреле вокзала, во время которого погибли десятки мирных украинцев).
Конкретно по этим уголовным делам никто не был привлечен к ответственности, и никакой новой информации о расследовании по ним не появлялось.
Адвокат Селезнев объясняет это тем, что у подобных уголовных дел другая задача: не преследовать и наказывать, а “следить и обыскивать”.
“Наличие такого уголовного дела позволяет проводить различные следственные действия, а именно: получать судебное согласование на прослушку телефонов, выемку сведений у сервисов электронной почты и в социальных сетях. Самое главное – позволяет получать судебные санкции на обыски в любых регионах страны. Представьте себе, следователь предположил, что, оказывается, фигурантом дела является Иван Иванович Иванов из Южно-Сахалинска или Архангельска. Соответственно, можно в любом регионе в рамках этого уголовного дела санкционировать обыск”, – поясняет адвокат.
Стандарт уголовного дела: всё по шаблону
Следствие доказывает, что человек распространял ложную информацию о российской армии, по одному и тому же шаблону, утверждает Селезнев. Основное доказательство обвинения – это информация министерства обороны России.
Иногда следователи направляют запрос в генеральный штаб Вооруженных сил России, чтобы получить ответ, является ли какая-то информация достоверной или нет.
“Следователь запрашивает: “Вот тут человек утверждает, что российские самолеты бомбят украинские города. Было такое?” Он [генерал минобороны] отвечает: “Нет, ничего подобного не было. Есть только нанесение ударов по базам террористов и нацистов”. Вот, собственно, стандарт для большинства известных нам уголовных дел”, – рассказывает Селезнев.
В каждом деле есть лингвистическая экспертиза, которая должна сопоставить высказывание обвиняемого и официальную позицию российских властей.
Например, в мае было возбуждено уголовное дело против журналистов Майкла Наки и Руслана Левиева. Поводом стал их совместный YouTube-стрим, во время которого они обсуждали бои возле Запорожской АЭС и в городе Буча.
Лингвистическая экспертиза пришла к выводу о том, что ролик “не предоставляет адресату возможности составить объективное представление о происходящем: видеовставки сопровождаются соответствующими комментариями и безальтернативно свидетельствуют о том, что описываемые события являются именно последствиями действий российской стороны”.
Бывают и более интересные доказательства. Например, в деле экс-сотрудницы штаба Навального в Красноярске Натальи Петеримовой присутствует секретный свидетель (или свидетельница) под псевдонимом “Пандоктор”. Петеримовой вменяют распространение “фейков” в виде трех постов в телеграм-канале о событиях в Буче.
Пандоктор заявил (или заявила?) следователю, что знаком с Петеримовой и достоверно знает, что публикации в телеграм-канале создавала именно она: “Мне это известно, поскольку данные записи я лично видела на телеграмм-канале Петеримовой. <…> Кроме того, стиль написания информации схож со стилем высказываний Петеримовой” (материалы дела есть в распоряжении Би-би-си).
В целом уголовные дела по “фейкам” чаще всего возбуждаются из-за информации, которую можно фактически проверить. Для оценочных высказываний есть другая статья – о дискредитации российской армии.
Но и тут есть исключения: на петербургского сторонника партии “Яблоко” Бориса Романова уголовное дело о “фейках” было заведено из-за того, что он назвал российскую армию “фашистами”.
“Очевидно, достоверно установить, фашист ли человек или нет, по каким-то единым критериям невозможно”, – комментирует Селезнев.
Другое дело, выбивающееся из общей логики, – дело против жителя Алушты Александра Тарапона. Он наклеил на дом сотрудника Росгвардии, участвующего в войне в Украине, листовки, на которых было написано: “Здесь живет военный преступник, убийца детей”.
В обвинительном заключении Тарапона говорится, что он “публично распространил под видом достоверных сведения”, которые компрометируют российских военных и сотрудников Росгвардии, привлеченных для военных целей в Украине.
Селезнев полагает, что такие действия можно было бы квалифицировать как клевету на конкретного человека, но не как “фейки” о вооруженных силах, поскольку речь идет только об одном сотруднике Росгвардии: “Он может полностью поддерживать спецоперацию, но ему могут не нравиться действия конкретного человека”.
Линия защиты
Юристы проекта “Сетевые свободы” занимаются примерно половиной всех заведенных в России дел по военным “фейкам”. Позиция защиты по таким делам строится на трех “контурах”, рассказывает адвокат проекта Станислав Селезнев.
Адвокаты, во-первых, пытаются доказать, что в некоторых делах вообще не идет речь именно о российских вооруженных силах – как в деле школьника Ефима и Александра Тарапона.
Еще один подобный пример – известное дело журналиста Михаила Афанасьева, которого судят за статью в региональном издании “Новый фокус” о том, что сотрудники хакасского ОМОНа отказались ехать в Украину, так как до этого там попали под обстрел сотрудники Росгвардии.
“Афанасьев, собственно, в статье ни слова о вооруженных силах и не говорит. Он говорит об ОМОНе, а Росгвардия к вооруженным силам не относится”, – комментирует Селезнев.
Во-вторых, во многих уголовных делах на момент публикации какого-то сообщения невозможно четко понять, является ли оно правдивым или нет, и будет ли его опровергать министерство обороны. В этом случае опять оказалось показательным дело Ефима.
“В этом случае состава преступления формально быть не может. Человек просто получил информацию о том, что что-то случилось на территории Украины. Подумал, что это имеет общественную значимость, и сообщил друзьям, знакомым, ни в коем случае не зная, что это заведомо ложная информация”, – говорит Селезнев.
Министерство обороны вообще часто комментирует события позже или совсем воздерживается от комментариев, напоминает Селезнев.
Самый яркий пример такого дела – это уголовное преследование адвоката Дмитрия Талантова, который, среди прочего, защищал обвиненного в госизмене журналиста Ивана Сафронова.
Адвоката обвинили в распространении “фейков” о массовом убийстве мирных граждан в Украине. Как говорит Селезнев, Талантов опубликовал пост об этом в 13:00, а опровержение минобороны было опубликовано только в 17:50 того же дня.
Третий аргумент защиты: нельзя слепо верить позиции министерства обороны России. “С древних времен и до сих пор в любом суде недостаточно показаний двух сторон, потому что каждая враждующая сторона будет выдавать не совсем достоверную информацию о своей позиции”, – говорит Селезнев.
Независимый суд, помимо высказываний сторон конфликта должен еще привлекать показания свидетелей, данные независимых источников, журналистскую информацию, опрашивать участников непосредственных событий, объясняет адвокат.
“Разумеется, какое-то письмо какого-то генерала, который никогда в жизни в Украине не был, для независимого суда не является значимым доказательством”, – добавляет он.
Судьи ждут
За пять месяцев существования статьи о “фейках” по ней было вынесено четыре приговора – все обвинительные, но с разным наказанием. Самый жесткий приговор получил московский муниципальный депутат Алексей Горинов – семь лет лишения свободы.
Жителя Оренбурга приговорили к восьми месяцам исправительных работ, житель Забайкалья получил штраф в миллион рублей, а ялтинец – пять лет условного срока.
При этом, по словам Селезнева, судьи в регионах не торопятся рассматривать подобные уголовные дела..
“Региональные судьи зачастую признаются самим участникам процесса, что, мол, давайте подождем, посмотрим, что там будет в центре. У каждого судьи, который сейчас рассматривает такие дела, это первое дело по такому составу в принципе”, – говорит Селезнев.
***
Каждый судебный процесс по распространению “фейков” является “процессом об оценке событий, происходящих на территории Украины”, считает Станислав Селезнев.
Каждый раз, когда суд выносит обвинительный приговор, например, о “фейках” про Бучу, он утверждает, что массовых убийств там не было.
“Каждый конкретный судья Петров или Иванова, который сейчас выносит приговор об этом, фактически берет на себя ответственность именем Российской Федерации объявить, что описываемых подсудимым событий не происходило”, – подчеркивает адвокат проекта “Сетевые свободы”.
