После революции, когда рушились многовековые устои общества и происходили, казалось бы, невозможные перемены, граница между реальностью и фантазиями в сознании множества людей стала размываться.
Членам нового общества предстояло формировать окружающий мир заново, и в этот момент оказались востребованными удивительные, невероятные идеи.
#1 Упразднение денег
Во время короткого периода «триумфального шествия советской власти», случившегося перед Гражданской войной, многие решили, что попали прямо в коммунизм. Царя убрали, и теперь ничто не мешало трудящимся перейти непосредственно к райской жизни.
В начале января 1918 года Народный комиссариат финансов РСФСР по приказу Ленина начал готовить декрет о полной отмене денежного обращения в стране. Предприятия должны были рассчитываться по системе безналичных взаимозачётов через Народный банк, а граждане всё получали бы даром.
Начали финансовую революцию бодро, и 26 января вышел декрет Совета народных комиссаров РСФСР “О конфискации акционерных капиталов бывших частных банков”. Смекалистые народные комиссары сделали потрясающий трюк – забрали себе все банки Российской империи и всё, что в них было, включая частные вклады и содержимое банковских ячеек.
Банковских акционеров обязали в двухнедельный срок прийти и показать документы на акции. Компенсаций не обещали, но тем, кто не объявится, гарантировали полную конфискацию имущества.
Дальше декрет об отмене денег забуксовал, хотя зарплату начали выдавать продуктовыми пайками.
С 25-го марта 1920 года почта, телеграф, радиотелеграф и телефон стали для учреждений бесплатными. 4 декабря был издан декрет СНК “О бесплатном отпуске населению продовольственных продуктов”, 17 декабря — “О бесплатном отпуске населению предметов широкого потребления”. 11 октября и от 29 ноября вышли декреты «Об отмене некоторых денежных расчётов» и «Об упрощении денежных расчётов».
Некоторое время народные комиссары размышляли, следует ли вводить неденежную единицу под названием тред – “трудовая единица” – или лучше сразу энед – “энергетическую единицу”, рассчитанную от затраченных гражданином в ходе трудовой деятельности калорий. А пока суд да дело, всем советским и общественным учреждениям, предприятиям и организациям запретили покупать что-либо на рынках. Следовало сделать заказ и принять необходимое бесплатно из распределителя.
Но система распределения сбоила. И чем больше набирала силу теория отмирания денег, тем разнообразнее становилось деньготворчество на местах.
Деньги потеряли ценность, но от этого их в стране не только не стало меньше, а наоборот, вся Россия стала купаться в деньгах. Количество наименований разных валют в развалившейся империи достигло, по разным подсчётам, от 5 до 20 тысяч.
Каждая власть считала своим долгом выпустить собственные банкноты. Для расчётов применялись керенки, колчаковки, голубки, воробьи, крылатки, мотыльки, думки, гривны, карбованцы, пятаковки, моржовки, чайковки и прочие денежные суррогаты.
Собственные деньги выпускали Бельгийское общество Ростовского-на-Дону трамвая, атаман Махно, Таганрогская городская управа и все, кому только было не лень. Муниципальные власти, транспортные организации, фабрики, заводы, магазины, столовые, театры, кооперативы и другие учреждения весело занимались эмиссией.
Самыми весёлыми эмитентами оказались махновцы из Гуляйполя. Они превращали в деньги игральные карты надпечатками с неприличными частушками или приукрашенным портретом батьки Махна. Красивый Нестор Иванович получался у них вылитым пиратом.
Сбылась мечта трудящегося. Каждый мог наконец-то напечатать столько денег, сколько ему надо. Закономерно, что кооперативные боны, продуктовые карты, заёмные билеты, товарные ордеры, расчётные чеки, разменные знаки, денежные марки и прочие кредитные документы хлынули на рынок рекой. Появились даже «частные деньги».
Прежнего почтения к деньгам никто не испытывал. В Киеве хлопцы из типографии пошутили и на деньгах своего буржуазного правительства вместо «гривна» напечатали «гивна». В Москве их коллеги напечатали купюры достоинством 20 и 40 рублей.
Если традиционно продавец на рынке расхваливал свой товар, то теперь появился новый вид торговой хитрости — покупатель должен был расхваливать свои деньги. Сложилась уникальная ситуация, когда стоимость и надёжность денег определялись на глазок в зависимости от настроения участников торга и дизайнерского решения банкнот.
Царские купюры были «настоящие», поэтому, если банкноты были похожи на царские, то они и воспринимались населением, как «почти настоящие». Такие бумаги, как царские облигации полувековой давности, старинные и солидные на вид, внезапно оказались действительно ценными.
Случайный маркетинговый ход мог сильно укрепить или ослабить валюту. Когда большевики захватили Ростов, они не тронули управляющего банком Гульбина, а велели ему продолжать печатать донские деньги. Ростовские десятирублёвки сразу выросли в цене, поскольку выяснилось, что их признают и белые, и красные.
Гульбин дал указание на «большевистских» деньгах делать специальную метку, чтобы отличить их впоследствии от «законных». Отступающие коммунисты были тоже не лыком шиты и обчистили печатный двор полностью, увезя даже недопечатанные денежные заготовки.
В это время рождались самые причудливые образцы бонистики. На Дальнем Востоке имели хождение японские деньги, выпущенные для России — иены с русскими надписями. В Якутии деньги печатали на обороте винных этикеток. Популярность набирали неразрезанные деньги в рулонах, потому что в крайнем случае можно было шикануть и оклеить ими стены вместо обоев.
Свои деньги выпускали все, кто мог. А кто не мог, подделывал чужие. Писатель Константин Паустовский был очевидцем этой удивительной ситуации:
