Меня всегда поражало отношение интеллигенции страны к дискуссиям на самые болезненные вопросы нашего национального самосознания, нашей истории, которая как раньше, так и сейчас, полна проблесками блестящих взлетов и затяжных исторических провалов. То ли это простое отсутствие интереса или какой-то страх сказать (подумать!) что-либо, выходящее за рамки общепринятых аутодифирамбических божественных откровений.
Совсем недавно вышел в свет новый фильм Michael Poghosyan и Anna Maxim “Հայ Հայը”. Я не помню, чтобы в истории армянского кино была бы сделана хоть одна такая удачная по выбору момента и трудная из-за неудобств поднятых вопросов попытка. Вопросы, залежавшиеся на многие тысячелетия в нашем собирательном подсознании. Вышел в свет сложный и к тому же неоднозначный фильм, со сложными и неоднозначными акцентами. Сложными, потому что действие фильма – в наше сложное время. Неоднозначными, потому что главные герои фильма – мы, такие неоднозначные. А место действия фильма – наша вечная армянская душа, генерирующая наши вечные неразрешимые проблемы.
Пронзительно откровенный и в то же время по погосяновски добрый, смешной и грустный фильм.
Фильм не про политику, хотя там немало в лоб стреляющих параллелей. Он и не про белых и не про черных – им в фильме поровну достается и хочется верить, что, лежа при смерти на боксерском ринге, им (всем нам) есть о чем подумать.
Фильм и не про религию, хотя и в забавной форме и проскакивают вопросы типа, в ту ли яму мы вслед за Просветителем когда-то всенародно ухнулись. А сатана здесь не образ из библии, а скорее Альтер Эго Հայ-a. В фильме он, сатана (наш старый знакомый поэт из Хатабаллады?), устав от вечных проблем Հայ-a, прощается с ним и уходит, казалось, дав нам надежду на оптимизм. Но все оказывается по-дьявольски прозаичнее и сложнее.
Фильм и не про любовь в обычном смысле слова. Трагикомическая любовная линия сюжета – это дорога наверх, которая, лично для меня повисла в воздухе вопросом: когда мы научимся так же верить в себя, как неистово верим в Бога или в Сатану? К счастью, саркастически элегическая концовка фильма, ломая стереотипы и саму себя, дает неожиданный, закадровый намек на всеобщее спасение.
“Проблемы вечной нации – вечны”, слова A. Айвазяна, заключают последние кадры фильма. Как синопсис, который вместо эпилога являет собой некий пролог для открытых размышлений. Насколько вечны наши проблемы и насколько они наши. Насколько одна из древнейших наций мира сохранила себя или насколько она современна. Насколько мы можем считать себя вечными с тем грузом неизвестных и нерешенных проблем, которые мы несем в себе. Груз “вечных” проблем, который интеллектуальная элита нации традиционно не хочет видеть, не научилась решать и поэтому не может сбросить с себя.
